Максимальная правдивость
25.06.2016Фигура Андрея изображена почти вплотную к зрителю, чтобы можно было передать ее со всеми подробностями, позволить зрителю как бы осязать поверхность сильного старческого тела. Только эта фигура ярко освещена и тем самым выделена как смысловой центр композиции. Ее резкие, угловатые изгибы определяют резкий, нервный, напряженный ритм всей композиции, подчеркнутый расположением и очертаниями других фигур. Последние погружены в тень. Свет вырывает из сумрака только отдельные их части, лица, руки - все то, на что художник хочет обратить внимание зрителя. Выделен светом лысый, прорезанный гневными морщинами лоб жреца; его жестокое лицо полурастворяется во мраке, и совсем черные тени, заполняющие глазные впадины, подчеркивают его зловещую мрачность. Резкое движение поднятой вверх руки жреца с изображением Юпитера усилено и подчеркнуто параллельным движением руки воина на втором плане и направлением его копья, пересекающего почти все полотно. Рядом с этим воином, повернувшимся лицом в глубину, к толпе, которую он не пропускает к месту казни, видна плачущая женщина. Она - олицетворение полной сочувствия и скорби народной массы, незримое присутствие которой угадывает зритель. Смотрите Вигго Мортенсен на спутниковом ТВ.
Второй план, представленный только двумя фигурами, дан в отрыве от первого плана. Дали нет, видно только темное небо в черных грозовых тучах. Как обычно, все дробится контрастной светотенью на светлые и темные пятна, по их чередование лишено спокойствия. Это как бы разорванные в нервном ритме чередующиеся вспышки света среди преобладающих над ними густых теней - вспышки, создающие впечатление тревожное и жуткое. Краски сдеряганные, сумрачные, только темно-красный штандарт в руках черного бородатого воина слева пылает среди зловещих темных топов. И ритм, и светотень, и колорит - все использовано художником для усиления эмоционального, драматического воздействия картины на зрителей. О силе этого воздействия А. Н. Бенуа писал: «Рибера всегда прост, но и всегда патетичен... чудовищная сила кроется в картинах Риберы. Это не шутки. Это не слезливая сентиментальность, не игра в аскетизм, это и не красивая поза, губящая содержание большинства итальянских картин XVI и XVII веков...».